СИРЕНЕВОЕ СОЛНЦЕ. ИНЫМИ ДОРОГАМИ. ОКОНЧАНИЕ

[tahash]

Глава 4.



Стас прилетел в Москву сразу же, как только родители сообщили ему о случившемся.

Брат принимал самое живое участие в моей судьбе, постоянно общаясь с Глебом и Зюзюкой, таскал мне положенные фрукты, книжки и минералку, и первым прибежал с утра в больницу, когда узнал о ночном происшествии.

- Сашка – качал головой Стася, сидя на табуретке рядом с моей кроватью. – Ну что же ты так, Сашка…

- Стась, не переживай. Я уже почти в порядке. Башка только трещит…сам посуди, лошадиная доза нембутала…

- Сань…мне Глеб сказал, что он отказывается от медикаментозной терапии. Ты ведь понимаешь, что это значит… Я не должен тебе всего этого говорить, но, во-первых, ты врач и сама бы все поняла, а во-вторых…

Стася встал и прошелся по палате.

- Сань, во-вторых, я не верю, что ты больна. Короче, Медведев, назначает тебе…

- …электрошоковую терапию… - закончила я. – Что ж…флаг в руки…что там еще? Паровоз в спину. Кстати, насчет паровоза – прекрасная идея.

- Перестань острить. Ты не можешь не знать последствий ЭШТ на фоне оланзапина.

- Это точно, Стася. Поверь мне, я их знаю прекрасно. Сначала видимое улучшение, а потом – все назад, плюс диабет, ожирение и еще «букет приправ». Ты-то чего от меня хочешь?

- Сашка, я заберу тебя отсюда. Ты поняла меня? Ты должна продержаться неделю. Всего неделю, я прошу тебя. Я за это время что-нибудь придумаю. А потом увезу тебя к чертовой бабушке в Мюнхен, там уже давно отказались от таких средневековых методов лечения. Обещай, что эту неделю ты продержишься.

- Стась, я продержусь. Только в Мюнхен я не поеду.

- Сейчас, я тебя спрашивать буду!

- Стас. – я села на кровати. – Я не поеду в Мюнхен. Ты, работая в Германии русский язык стал забывать? Я остаюсь здесь. У меня иная дорога…

- Что ты несешь? – оторопел Стас – Какая еще дорога?

- Все, Стася, проваливай. Рада была тебя повидать. Дай, чмокну и за мандарины – спасибо.



Глава 5.



Я очень ждала их в ту ночь. Даже пыталась звать. И они пришли, словно услышали меня. Они появились, как всегда, ниоткуда и обступили кровать. Впрочем, я давно перестала бояться их.

- Послушайте – сказала я. – Я не могу вам помочь. Я хотела, я пыталась, но я не могу. Но теперь вы можете помочь мне…

Я не договорила. Один из них приблизился ко мне, присел на край постели и погладил меня по волосам. Потом кивнул, будто соглашаясь и протянул мне руки. В горле у меня пересохло, и я прошептала.

- Только я очень прошу, не дайте мне вернуться…

Сидящий кивнул еще раз и взял мои руки в свои.



И вот, я уже бегу по голубому песку и золотые волны, играючи, ласкают мои босые ноги. Мне легко. Мне изумительно легко и отрадно быть здесь. Плескаться в сверкающей воде и нежиться под изумительно-сиреневым солнцем.

Я смотрю на свое тело и не узнаю его. На нем больше нет отвратительных язв и волдырей – реакции на аминазин.

Я поднимаюсь в гору по лазоревой песчаной тропе и понимаю, что вот она – моя «иная дорога»…









Эпилог.



У главного входа психиатрической лечебницы остановилась серебристая Ауди. Из машины вышли двое мужчин. Один, тот что был помоложе и повыше ростом, обратился к другому:

- Григорий Станиславович, я полностью вашу затею одобряю, но не уверен, что она в принципе осуществима.

- Стас… вы позволите вас так называть? – произнес его спутник. – Поверьте, мой мальчик, в этой жизни все…почти все…продается и покупается. В том числе, и свобода. Вопрос исключительно в цене. А, как там в песне поется… «мы за ценой не постоим»…

- Дело не в этом – ответил Стас – Я не сомневаюсь в продажности сотрудников этого заведения, равно как и в нашей с вами покупательской способности. Просто на днях у нас с Сашей состоялся очень странный разговор. Она наотрез отказалась уезжать куда-либо и еще болтала о какой-то «иной дороге»…Хотя, скорее всего, просто сказывалось действие транквилизаторов.

- Об «иной дороге»? – Григорий Станиславович нахмурился. – Идемте, Стас. Не будем время терять.

Мужчины вошли в здание больницы и направились к стойке регистратора.

- Добрый день. – поприветствовал Стас полную даму в очках. – Нам необходимо видеть Глеба Игоревича Медведева.

- По какому вопросу? – проигнорировав приветствие, спросила регистраторша.

- По важному – отрезал Григорий Станиславович и незаметно сунул больничному церберу двадцатидолларовую купюру.

Глаза за роговой оправой немедленно наполнились почти материнской нежностью. С трудом оторвав взгляд от портрета заграничного президента, регистраторша произнесла:

- Второй этаж, из лифта сразу налево. Кабинет – двести тринадцать. Только он может быть занят.

- Ничего. Мы найдем способ его освободить. Покорнейше благодарим.



Глеб Медведев не выказал ни тени удивления при появлении визитеров. Напротив, Коростелева он приветствовал весьма тепло, осведомился о здоровье и отметил, что тот прекрасно выглядит. Стасу же кивнул, как старому приятелю.

- Итак, Глеб Игоревич, у нас к вам дело. Я думаю, вы и так догадались, зачем мы здесь.

- О, да, Григорий Станиславович. Однако же, хотелось бы услышать это от вас прямым текстом.

- Мы очень хотели бы, чтобы пациента Александру Николаевну Сутовскую незамедлительно выписали из этого лечебного учреждения. Вы меня понимаете? Очень хотели бы. И готовы приложить максимум усилий, чтобы наше желание как можно скорее воплотилось в жизнь.

- Меньше всего на свете мне хотелось бы расстроить вас, уважаемый Григорий Станиславович, но это решительно невозможно.

- Помилуйте, Глеб Игоревич, я уверен, это в ваших силах. А в моих силах сделать так, чтобы вы еще и удовольствие получили от процесса.

- Мне жаль, Григорий Станиславович…Стас…но это, действительно, не в моих силах. Дело в том, что Александра Сутовская уже пять часов находится в коме в реанимационном отделении. Она совершенно не транспортабельна. И я склонен полагать, что мы имеем дело с четвертой степенью…

- С чем? – беспомощно моргая, спросил Коростелев.

- С четвертой степенью коматозного состояния – бесцветно отозвался Стас. – Это фактически означает, что Саша…

Егор опустился на стул. Он сидел какое-то время молча и глядя в одну точку, а затем прошептал:

- Это не та дорога, Сашенька. Ты заблудилась…