Глава 2. Золотой Longines
К началу конференции я, конечно же, опоздала. Проносясь по гулкому коридору и натягивая на ходу халат, я машинально отметила, что в «приемнике» как-то необычно шумно для столь раннего часа. «Буйника» привезли. А Зюзюка ведь не простит опоздания. На меня повесит…ну, good beginning makes good end» - мрачно сострила я, немало подивившись глубине своих познаний в зарубежных языках.
«Зюзюка», или Зоя Кирилловна, заведующая отделением, встретила меня убийственным взором огромных, из-за толстенных линз, глаз. Стайка студентов, жадно внимавших рассуждениям нашей кикиморы о перспективах отечественной психиатрии, все, как один, повернули головы в мою сторону. «Хорошенькие какие» - ни к селу ни к городу подумала я, садясь на краешек стула, а Зюзюка тем временем продолжала: «…и вы, дорогие коллеги, должны отдавать себе отчет в том, что переступая больничный порог, вы берете на себя огромную ответственность.» Причем, на слове ответственность был послан еще один разрушающий сознание взгляд в мою сторону, так что подрастающее поколение сразу же поняло, что в моем лице они имеют дело с самым безответственным человеком, когда либо дававшим клятву Гиппократа.
Ну чего она ко мне привязалась, что я этих ее проповедей не слышала, что ли? Голова болит. Курить хочу. Гм, не надо было вчера мартини после водки…наверное… «Да, денек сегодня…» - в очередной раз повторила я про себя, скрипнув зубами. Чертов кофе. Небось, все зубы у меня в нем. Надо бы к зеркалу… перед тем, как с молодняком общаться… такие пупсики!
Начисто лишенный какой-либо логики ход моих плотоядных мыслей был прерван Зюзюкиным призывом к «дорогим коллегам» знакомиться с «нашим специалистом, Александрой Николаевной Сутовской», причем слова «нашим специалистом» были сказаны таким тоном, что, на месте будущих эскулапов, я сразу же по получении сожгла бы свой диплом и пошла в машинисты электропоезда метрополитена, тем более, что и зарплата у них раза в два больше.
Молодые целители засуетились, загрохотали видавшими виды стульями и окружили меня со всех сторон, причем сразу же забросали вопросами. Минут десять я сдержанно улыбалась, стараясь не показывать «кофейных» зубов, исправно отвечала, благо, сама еще не успела до конца забыть, что писали в учебниках.
Триумф отечественной психиатрии в моем лице был омрачен нечленораздельным мычанием, раздавшимся от места дислокации Зюзюки. Все без слов поняли, что пора ретироваться, и я предложила «малышам» пойти и осмотреться, договорившись, что встретимся мы через полчаса в приемном покое. Молодежь дружно утопала курить, а я побежала в ординаторскую, к единственному, еще пока не растрескавшемуся в мозаику, зеркалу. Ну, так и есть! Все зубы коричневые! Схватив первую попавшуюся чашку в вековых чайных разводах, я принялась полоскать рот.
- Что, Асенька, плохо тебе? Говорил же, не мешай мартини с водкой!
Черт! Глеб. Его только не хватало.
- Медведев, солнце, отстань от меня, Христа ради! Не плохо мне! Хорошо мне, понял?!
- Это тебе вчера было хорошо. Кстати, зря ты со мной не поехала.
- Куда? К твоей жене, в гости?
- Ну…почему, к жене? Можно было бы и на дачу.
- Глебушка, иди, куда шел. Я хочу спать, меня ждет на растерзание куча пытливых умов у дверей «приемника», я выкурила сегодня только одну сигарету, у меня болит голова, я ненавижу людей и мечтаю о смерти. Ясно тебе?!
- Ясно, зайка. Маниакально-депрессивный психоз.
- Сам ты, черт бы тебя побрал, «маниакально-депрессивный»! – рявкнула я. - «Маниакально» - потому что готов иметь все, что шевелится, а «депрессивный» - потому что, кроме депрессухи, от тебя никаких эмоций! Вали отсюда!
Глеб выругался, но в покое меня, все-таки, оставил. Я села на кушетку и закурила. «Вот, например, Медведев…» - тоскливо вещало что-то внутри меня. – «Красивый мужик, кандидат медицинских наук, светило, почти что. Жена ведь – красавица, двое ребятишек. Весь институт пылинки с него сдувает, боятся, как бы не переманили. Чего неймется-то? Или с жиру бесится…». Тут я вспомнила, что месяц назад я почти все то же самое говорила ему, когда мы после новогодней пьянки лежали в моей собственной постели, а он курил и лениво отвечал: «Аська, ну что ты занудствуешь? Тебе не понравилось, что ли?». Понравилось, скотина ты этакая, в том-то и дело… «Что-то» прекратило вещать и жалобно захныкало, а настроение мое опустилось еще на пару градусов ниже нуля, когда в дверь тихонько постучали. Затем в открывшуюся щель просунулась седая голова нашей «матери Терезы» - сестры-хозяйки Надежды Фроловны.
- Санюшка, детка, не твои цыплятки там, у приемного?
Елки, студенты!
- Да, теть Надь, бегу, спасибо тебе!
Молодняк толпился у полуоткрытой двери «приемника», стараясь разглядеть, что происходит за богатырскими спинами санитаров. Девчонки хихикали, а мальчики, завидев меня, тут же завели разговор, пестрящий терминами и определениями из учебника «Психиатрия для старших курсов медицинских ВУЗов», причем всячески старались, чтобы я их услышала. Ладно, пусть повыпендриваются, через пару лет это пройдет. Я подошла, хихиканье и «ученые» разговоры разом стихли.
- Коллеги, - как мне показалось, очень строго сказала я, – Сейчас мы с вами пройдем в приемное отделение, прошу вас соблюдать тишину и, по возможности, постараться не создавать лишней суеты в помещении. Как вы, надеюсь, понимаете, специфика нашей с вами работы предусматривает ряд правил, которым врач должен неукоснительно следовать, особенно, в присутствии пациента. В частности, избегать жестикуляции, повышения голоса и прочих ярких выражений эмоций. Если сейчас ко мне вопросов нет, то прошу… «Уфф» - подумалось мне – «Это сейчас я сказала?»
В сопровождении восьми трясущихся от волнения студентов, я вошла в «приемник». Сначала мне показалось, что поступившего утром «буйника» уже накачали и отправили в палату, так там было тихо. Однако, я оказалась не права...
(ПРАДАЛЖЭНИЕ СЛЕДУЕТ...)