Глава 5. Ночной звонок



Была уже почти полночь. Сегодня не мое дежурство и я могла бы со спокойной совестью покинуть нашу цитадель психиатрии часа четыре назад, но, конечно же, не ушла.

Вечера, которые мы проводили с Егором в разговорах, стали совсем непохожими на общение врача с пациентом.

«Ну, и как это понимать?» - периодически весьма некстати встревал врачебный долг – «Ты с ума сошла?»

«Ничего подобного» - отвечала я ему. – «Это необычный пациент, и к нему нужен необычный подход. Может, то, что я сейчас делаю - это революция в психиатрии!»

«Ага!» - брюзжал долг – «Тебя саму уже лечить пора, революционерка фигова, Клара Цеткин, блин. Взять хотя бы то, что ты с врачебным долгом р а з г о в а р и в а е ш ь! Нехорошая у тебя симптоматика…прогноз, знаешь ли, неблагоприятный.»

«Иди ты!» - крайне несознательно отмахивалась я – «Умный слишком стал!»

Я тихо вышла из палаты Егора. На душе мурлыкало с полсотни котят, снег на улице, наконец-то, прекратился, на умытом небе поблескивали звезды. Я улыбнулась им, как старым знакомым. Тем более, что кто-то из них, вполне мог оказаться и квазаром.

Напевая про себя что-то вроде «И снится нам не рокот космодрома…», побежала к лифту. Это чудо техники, конечно же, не работало, но, удивительное дело, меня это абсолютно не расстроило. Перепрыгивая через две ступеньки по лестнице я с трудом удерживала себя от того, чтобы не сесть на перила и не съехать вниз «с ветерком». На самом последнем пролете все же не удержалась…и съехала…причем, прямо в объятия «светила отечественной психиатрии» Глеба Игоревича Медведева.

Светило сняло меня с перил, поставило перед собой и гнусно ухмыльнулось.

- Что, Асенька, заработалась?

- Иди ты к черту. – ответила я, не сдержав улыбки – Тебе-то что?

Мне было слишком хорошо. Вот именно. Слишком…Впрочем, Глеб ситуацию быстро исправил.

- Ну, давай подробности! – потребовал он.

- Какие еще подробности? Глеб, ты чего? Параноик заразный попался? – я все еще пыталась отшутиться.

- А вот скажи мне, Аська…правда ли, что у психов либидо резко возрастает? Мне, знаешь ли, на практике не удалось проверить. Только в книжках читал. Ну, и что наш «олигарх»? Супермен?

То, что произошло потом, оказалось сюрпризом даже для меня. Собравшись было молча уйти, я вдруг развернулась и, со всей дури, влепила светилу пощечину. Да такую, что у него искры из глаз посыпались, и, на какое-то время, «звезда российской медицины» засияла еще ярче.

Дома я, не раздевшись, кинулась на кухню и вытащила из шкафа бутылку «Арарата». Выпив залпом половину чайной чашки – первой посудины, которая попалась на глаза, когда я уже была готова хлестать коньяк из горла, я уселась и попыталась остановить куда-то резко рванувшую голову. Просидев так минут десять, я стащила с себя сапоги и дубленку и, в чем была, завалилась на диван.

Разбудил меня телефонный звонок. Жуткий, ненужный в этой тишине и темноте. Зачем звонит телефон? Уберите его! Уберите…



Глава 6. Побег



У каждого из нас есть фобии. Кто-то их в себе тщательно культивирует, дабы в приятельской беседе ненароком щегольнуть, мол, «у меня клаустрофобия…когда поезд в метро между станциями останавливается, так я и в обморок могу упасть». Кто-то старается их не замечать, списывая свои страхи на традиционный стресс и недосып. А кто-то ведь, по-настоящему, страдает…

У меня редкая разновидность силенсофобии. Я боюсь не столько самой тишины, сколько звуков, которые ее нарушают. И, чем звук резче и пронзительней, тем мне страшнее. Еще в раннем детстве я заметила, что мои ночные кошмары заключались не столько в том, что в спальню ломился Бармалей, сколько в том, как он при этом вопил.

Именно поэтому крики в моих снах «они все умерли» были для меня настоящим мучением. И именно поэтому, разрезавший тишину телефонный звонок, заставил мое сердце поупражняться в прыжках в высоту.

Я вскочила и подбежала к телефону Впрочем, я уже знала, кто звонит. И знала, почему. Не зря же я всем дежурным медсестрам оставляла записочки с семью цифрами на случай, если у Коростелева опять начнется приступ.

- Саша, доброй ночи, это Лиза. – раздался в трубке смущенный голос. – Я, наверное, тебя разбудила, но…ты же сама просила позвонить, если этот, из пятьсот восьмой, ну…если с ним опять…ну, ты понимаешь….

Я уже прыгала, засовывая себя в сапоги и прижав трубку плечом к уху.

- Лизок, спасибо, зайчик, все в порядке. Я через двадцать минут буду, только ничего, поняла, Лизонька? Ничего не предпринимайте, пока я не приеду. Пусть свяжут, если надо, но ничем не колоть! И Глеба не пускать!

«Хотя, как они его могут не пустить? Он же дежурный врач…» - промелькнуло у меня в голове. Однако, мячик был явно на моей стороне

- А Глеба Игоревича нет…будет часа через два. - Лиза совсем растерялась.

Алиллуия! По бабам пошел, кобель чертов. Надо было как-нибудь на тебя линейный контроль натравить. Значит, кроме Костика, Геры и Лизы на этаже никого.

Водитель, пойманной мной машины, увидев мое выражение лица, проглотил, собиравшиеся было слететь с уст, слова «не-е-е, ну стольник – это несерьезно…» и только молча кивнул.

Не помню, как я преодолела десять лестничных пролетов. Помню только, что бежала по коридору, задыхаясь от душивших меня слез. «Он все-таки болен! Не хочу!…Я не хочу!!!…Но он один сейчас, совсем один…И я должна быть с ним!»

Я ворвалась в палату и зажмурилась. Я не хотела видеть того, что там происходит. Неимоверным усилием заставила себя открыть глаза…

Он сидел на кровати. Рукава смирительной рубашки были связаны за спиной. Волосы растрепались, одна прядь упала на покрытый испариной лоб. Он уже не кричал. Только смотрел перед собой невидящими глазами и тихо шептал: «Зачем они опять здесь? Зачем они пришли? Пусть они уйдут…».

Это было невыносимо. Я бросилась на пол, обняла его колени.

А потом закричала. Закричала так, что даже видавшие виды санитары вздрогнули.

Но он меня услышал! На остальное мне было наплевать.

- Саша… - произнес он – Сашенька, ты здесь…

Первый раз с момента нашего знакомства он назвал меня на «ты». Я поднялась с пола.

- Егорушка, - шептала я, прижимаясь мокрой от слез щекой к его влажному холодному лбу. – Егорушка, родной мой, я здесь. Я с тобой. Я всегда буду с тобой. Ты только ничего не бойся.

- Саша, зачем они опять здесь?

- Милый, хочешь, я прогоню их? Они больше никогда к тебе не придут, потому что я буду рядом…

- Саша, они придут. Ты не сможешь…

- Что ты, родной, я смогу. Смогу.

Я повернулась к обалдевшим от этой сцены санитарам и, не особо церемонясь, заорала: «Уйдите все! Уйдите отсюда! Слышите?!». Судя по всему, вид у меня в этот момент был такой, что Костик и Гера, как по команде, ломанулись в дверь и какое-то время толкались, потому что пропускная способность стандартного дверного проема не предполагает прохода двух горилл-переростков одновременно. Я вскочила, заперла дверь и вернулась к Егору. Села рядом с ним на кровать и начала трясущимися руками развязывать рукава рубашки, шепча при этом, как булгаковская Маргарита «Я тебя вылечу…вылечу». Распутав, наконец, тугой узел «смирилки», я схватила его руки и, прижимая его ладони к своим щекам, опять разрыдалась. Он погладил меня по волосам, а потом, как дитя, потянулся ко мне и положил голову мне на грудь.

- Саша, мне очень плохо, забери меня отсюда.

Я вскочила, как ужаленная.

- Да, родной! Мы сейчас уедем. Я увезу тебя. Подожди здесь совсем чуть-чуть. И ничего, слышишь, ничего не бойся!

Прибежав на пост дежурной сестры, я увидела округлившиеся от ужаса глаза Лизы.

- Ключи! – рявкнула я.

- К-к-какие ключи, Саша?

- Ключи! От «тети Нади»!

«Тетей Надей» называли у нас не только добрую старушку сестру-хозяйку, но и находящуюся в ее ведении кладовую, где хранились личные вещи пациентов.

- Саша, ты что? – Лиза чуть не плакала – Это же воровство. Это же…

- Плевать! – вопила я. – Скажешь, что я тебе угрожала!

- Чем? – глупо спросила Лиза.

- Да, какая разница? Шприцем с галоперидолом! Клизмой, мать твою, ключи!!!

Лиза все еще пыталась сопротивляться. Тогда я, оттолкнув ее, открыла ящик стола, схватила связку ключей и понеслась к кладовой. Справившись, наконец, с бившей меня лихорадочной дрожью, я открыла дверь.

«Коростелев…пятьсот восемь…Григорий Коростелев» - шептала я, перебирая мешки с пациентскими причиндалами. Господи, да что же их так много! Вот! Вот он. Из пластикового пакета, на котором почему-то была нарисована мимоза и написано «С Международным Женским Днем!», выпал синий шелковый галстук. Прижав драгоценный сверток к груди, я опять понеслась пятьсот восьмую палату.

Пробегая мимо Лизы, я остановилась.

- Лиза…Лизонька. - задыхаясь произнесла я. - Я сейчас уеду. Я уеду не одна. Я только об одном тебя прошу…я умоляю… дай мне увезти его. Потом можешь говорить все, что хочешь…что я хотела тебя убить, что я угрожала твоей семье…

- Саша, – прошептала Лиза – А как же охрана на выходе?

- Придумаю что-нибудь. Спасибо тебе, милый человечек!

Поступила я, конечно, в лучших традициях Голливудских боевиков – тупо. Кое-как одев Егора, я напялила на него белый халат. Так. Главное – морду кирпичом. Ну, мало ли…приезжали…вызвали. Выходят из больницы два доктора, подумаешь - полтретьего ночи…работа такая. Черт! Не прокатит!

Но мне опять повезло: охранник на проходной спал сном праведника.

Поддерживая совсем обессилевшего Егора, я вышла на улицу и стала голосовать. Чудесный ты город, Москва. Частники-кавказцы буквально вырастают из-под земли в любое время суток, только руку подними.

- Куда едэм, красавыца? – улыбнулся золотыми зубами жгучий брюнет в кепке.

- Недалеко здесь. Дорогу покажу. – ответила я, усаживая Егора на заднее сиденье.

- Вот, русский женьщина, да? Муж напылся, да? А ана его дамой, да? Маладэц. – по-некрасовски восхитилось дитя гор самоотверженности русских женщин.

- Да, дорогой. Муж напился. Надо бы домой его побыстрее, ладно?

Дома я уложила похищенное сокровище на диван, укрыла пледом. Егор спал. Во сне лицо у него было спокойное и…дивно красивое. Я немножко посидела, посмотрела на него. Потом поплелась на кухню, влила в себя еще грамм сто пятьдесят коньяка и опустилась на пол. Я сидела, прислонившись спиной к стене, и представляла себе заголовки в утренних газетах: «Похищение крупного предпринимателя из больницы»…или, нет… «Врач-психиатр, угрожая медперсоналу расправой, насильно увезла из больницы пациента, находящегося под действием психотропных препаратов».

Смешно. Боже, как смешно. Я еще никогда в жизни так не смеялась…

Кошка хочет курить,

У кошки намокли уши.

Кошка хочет скулить -

Ей, как и собаке хоть кто-то, да нужен.



Над кошкой плывут облака,

Московские звезды щекочут лапы.

Хотя бы немного молока -

И можно быть сильной. А нужно быть слабой...



/Д.Арбенина/

...Он сидел на кушетке, притихший и бледный, прижимая к груди согнутую в локте руку с окровавленной ватой. «Идиоты» - подумала я – «Опять кровь брали, до того, как успокоили!». На нем уже была серая больничная пижама, на плечи наброшен темно-синий застиранный халат. Санитар Костя собирал разбросанные по всей комнате вещи. Что-то не так…что-то не вписывается в привычную схему…

Костя бесформенной кучей свалил на стул все, что собрал, и тут я поняла, что не так. Да…уж. Нечасто в заведении, наподобие нашего, встретишь такого пациента. Имущество вновь прибывшего состояло из невозможно дорогого темно-серого костюма, белой рубашки, шелкового галстука, и очков в тонкой золотой оправе, венчавших сооруженную Костей конструкцию. «У олигарха, что ли, какого, крыша поехала?» - вопреки всем законам врачебной этики, подумала я – «Тогда, почему к нам? «Алексеевка» престижнее. Ну…если у дурдома вообще может быть какой-нибудь престиж…».

Подскочивший ко мне ординатор Миша, исполнительно зашипел в ухо.

- Здравствуйте, Александра Николаевна, вот, привезли пятьдесят минут назад. Его сотрудники вызвали бригаду, говорят: «Шеф в припадке, ничего сделать не можем, сейчас в окно выбросится!».

А, суицидальник… Меня почему-то охватило чувство глубокого разочарования. Деньги растратил, или долги…или конкуренты на шею сели, мало ли что... А Миша, тем временем, продолжал.

- Владелец крупной фирмы, занимается разработкой и продажей компьютерных программ для банков и компаний. Дела у компании идут очень неплохо…

- Я вижу – машинально ответила я, разглядывая притаившиеся под стулом сверкающие, неприлично новые ботинки от Роберто Кавалли.

- Что, простите?

- Ничего, Миша, извините, продолжайте.

- …с партнерами и сотрудниками отношения ровные, с женой развелся два года назад, однако с дочерью общается постоянно. По сведениям, полученным от секретаря…

«Господи! «По сведениям, полученным от секретаря…»! Почему нельзя по-человечески сказать «Как секретарша рассказала...» Или, секретарь? Не-е-ет. У «такого» обязательно должна быть именно секретарша! Длинноногая блондинка. В белой блузке. Гм…и короткой юбке!» - ковырнула я еще раз свое и так затюканное самомнение.

Оно привычно ойкнуло и заткнулось.

-… отношения с бывшей супругой сохранились приятельские. Постоянных связей с момента развода не имел, так что личные мотивы можно полностью исключить.

- Это вам секретарша сказала? Начет постоянных связей?

Миша смутился.

- Ну…да.

«Ага!» - пнула я самомнение – «Все-таки – секретарша!»

- Мишенька, скажите мне, будь Вы большим начальником, Вы бы отчитывались перед секретарем о своих связях? Никогда не делайте таких поспешных выводов. Знаете, бывает, что и из-за девочки, с которой в первом классе за партой сидели, в сорок лет в петлю лезут. Как хоть его зовут?

Не знаю, почему, я старалась не видеть этого тихого, бледного человека. А он вдруг, словно очнулся и пристально смотрел в мою сторону. Миша, покраснев, сбивчиво продолжал.

- Коростелев Григорий Станиславович, шестьдесят третьего года рождения, москвич, высшее образование – бауманка…

Ну, наконец-то! Хоть одно человеческое слово из уст андроида-Миши. Не «МГТУ имени Николая Баумана», а «бауманка».

- …дочь шестнадцати лет, как я уже сказал, живет с матерью.

- Спасибо, Миша. – мне было немножко стыдно, что я так засмущала парня, и я решила сгладить углы. – И как случилось, что наши кинг конги туда ринулись? Только, давайте чуть отойдем, да и ребятам это хорошо послушать.

Я почти совсем забыла об армии страждущих знаний студентов, которые то ли стушевались при виде душевнобольного, что часто бывает поначалу, то ли я умудрилась их запугать до такой степени, что они, по-моему, даже дышать старались через раз. «Ты! Ты запугала!» - завиляло хвостом самомнение, и я мысленно пожала его мозолистую руку.

Миша при упоминании «кинг конгов» продемонстрировал какое-то нервное подергивание на лице, которое я, со свойственным мне оптимизмом, сочла за улыбку и продолжал.

- Коростелев приехал на работу, как обычно, без четверти восемь…

«Ничего себе!» - подумала я.

- …секретарша появилась через полчаса, зашла к шефу поздороваться и тут…

- …начался цирк. – закончила я, шокированная тем, что произнесла это вслух. Студенты захрюкали. Господи, да что это со мной сегодня?! Миша неодобрительно хмыкнул.

- …она рассказала, что Коростелев сидел за столом, бледный, в испарине, и тяжело дышал. Сначала все подумали, что это сердечный приступ, но шеф вдруг начал метаться по кабинету, забрался на подоконник, пытался открыть окно. А, когда прибежали охранники и стали стаскивать его, он, вырываясь, кричал что-то вроде «Я этого не вынесу больше! Они все мертвы, а я не смог им помочь. Они ведь просили меня, так просили, а я не смог…они умерли… давно» ну, и что-то вроде того, что он все равно бы не смог кому-то там помочь, потому что сам еще не родился, а эти «кто-то» уже умерли.

Опаньки! Вот тебе и «банальный суицид»! Шизофреник ты банальный… как там тебя…Григорий Станиславович. Но…шизофреник шикарный, надо признать.

- Вот – повернулась я к вконец перепуганным студентам – Разумеется, выводы пока делать рано, однако, вполне вероятно, что мы имеем дело с ярким проявлением кататонического возбуждения, что, как известно, является одним из симптомов шизофрении. Фантазии, болезненно-бредовые идеи и умозаключения…

Я не закончила. За моей спиной вдруг послышался ясный голос. Он был неожиданно высокий, но звонкий и красивый. И обращался этот красивый голос именно ко мне.

- Вы врач?

Я обернулась. Теперь я могла…нет, должна была, разглядеть его как следует. Хоть он и сидел, но было видно, что он небольшого роста, плотненький, но не толстый, светловолосый и сероглазый. По бокам переносицы - следы, которые обычно бывают у людей, постоянно носящих очки. Черты лица довольно правильные. Высокий лоб… Но лицо такое, на которое нельзя долго смотреть – начинаешь смущаться, как школьница, и сама не знаешь, почему…

- Вы – врач? – повторил он, выводя меня из ступора. Черт, как будто это меня привезли в психушку, а он собирается меня разговорить.

- Да. Я – врач и я смогу вам помочь – сказала я, как можно мягче.

- Как Вас зовут?

- Александра… – и зачем-то торопливо прибавила - …Николаевна.

«Дура!» - обругала я себя – «Какая ты к черту «Николаевна»? Ты для него Саша…Сашенька. Ой! Что это я несу?»

- Александра…- произнес он, пропустив мою прибавку мимо ушей. - …Я так и думал, что этим кончится. Впрочем, это уже неважно. Все не имело смысла с самого начала. Я беспомощен…и всегда был беспомощен. Но я так хотел…

Он закрыл глаза. Нембутал действует быстро.

- Костик, - шепнула я – в палату его.

Костик и Герман, наши гориллообразные санитары, зашевелились. Коростелева переложили на каталку и, уже совсем было увезли, когда я увидела на полу часы. Сверкающие золотые Longines. «Сопрут ведь, мародеры» - подумала я. Незаметно подобрала драгоценную вещицу и, нарушая все мыслимые и немыслимые запреты, тихонько опустила ее в карман серой больничной пижамы.

(ПА ЗАЯВКАМ ПАСТАЯННЫХ ЧЫТАТЕЛЕЙ ПРАДАЛЖЭЕНИЕ ВАЗМОЖНА, ПАСЛЕДУЕТ) )

Я не знаю, зачем я это делаю, но делаю...

Я попробую поместить здесь свой бред. Этот бред был очень нужен мне, может быть он хоть чуть-чуть будет интересен еще кому-нибудь...

Итак...



СИРЕНЕВОЕ СОЛНЦЕ



ххх



Помню сиреневое солнце, которое садилось в море. Я тогда еще подумала "Странно...почему здесь в воде не бывает отражений? Было бы так красиво - сиреневая дорожка на золотистой морской глади".

Тогда мне и в голову прийти не могло, что всего этого нет. Что все это давно умерло, а миражи забывчивы...они и не вспомнили, что небо должно отражаться в море.

Я помню тогда на берегу мы встретили мальчика. Он был бы очень красив, если бы не странный, отталкивающий, до брезгливости, цвет кожи.

Он, не мигая, смотрел на нас черными, без зрачков, глазами, и нам вдруг стало страшно. Мы бежали по берегу моря, которого не было, от существа, которое умерло несколько миллионов лет назад, подгоняемые почти животным страхом...потом уже мне пришло в голову, что мы ведь в своей жизни очень часто боимся того, чего нет. Теперь мне снятся странные сны….



Глава 1. Хмурое утро



Бывают дни, когда с самого утра понимаешь, что окружающие тебя люди и вещи сговорились совместно портить тебе настроение. Лидерство в этой череде гадостей, без сомнения, принадлежит будильнику. Эта тварь как будто знает, что я могу и не совладать с собой и покуситься на его жалкую будильничью жизнь. И, поэтому, всегда оказывается на почтительном расстоянии от кровати, дабы не полететь, ненароком, в окно. «Сука» - ворчу я, нашаривая в темноте тапочки. Нет, ну я же точно помню, что, когда я вчера ложилась спать у меня было две ноги! Почему тогда тапочек одинок? Что за Оле Лукойе приходит по ночам и запихивает один тапок под диван, да так, что вытащить его оттуда, не начав двигать мебель, невозможно. Пнув диван босой ногой, выключаю будильник и волочусь в одном тапочке в ванную.

Отражающийся от голубого кафеля галогеновый свет режет глаза даже через закрытые веки. «Раз, два, три» - командую себе и, наконец, прозреваю. Злое помятое лицо в зеркале щурится. Тоже к свету привыкает. Здороваемся. «Ничего» - вполне миролюбиво шепчу я – «Сейчас мы из тебя принцессу делать будем». Лицо скучает. Не верит, сволочь.

Полчаса уходит на борьбу с отражением. Под действием косметики помятость становится чуть менее заметной, но выражение физиономии в зеркале изменить не удается. «Ладно, ничья» - соглашаюсь я и плетусь на кухню. Ужасно хочется курить. Желудок против. Я соглашаюсь, хотя в мозгу, как мантра, крутится строчка Макса Леонидова «…сигаретный дым натощак…»…кофе…мне нужен кофе!

Почему-то кажется, что такая вещь, как фильтры для кофеварки в доме иссякнуть не может. Может! Залитая кипятком кофейная гуща хрустит на зубах, становится безысходно грустно. Закуриваю. Очень хочется спать.

Вылетаю из подъезда на двадцать минут позже, чем нужно. Холодно, метет снег, во рту все еще скрипит молотый кофе. Хочу умереть. Интересно, почему перестали растапливать лед на тротуарах? Или расходы на медицинское страхование меньше, чем стоят эти их дурацкие реагенты? Вот мне еще ногу сейчас сломать…тогда не придется тапочек из-под дивана выковыривать… «хорошо тому живется, у кого одна нога…».

Сегодня встала на весы и тихо расплакалась. Причем, по-настоящему. Жалобно и горько, как собачке лапку отдавили.

У кого есть предложения касательно мер для похудания?

Рассмотрю все варианты! )

"...А звезд все больше. А

какие звезды!.. Форточку откроешь - резанет, ожжет морозом. А звезды..! На

черном небе так и кипит от света, дрожит, мерцает. А какие звезды!.. Усатые,

живые, бьются, колют глаз. В воздухе-то мерзлость, через нее-то звезды

больше, разными огнями блещут, - голубой хрусталь, и синий, и зеленый, - в

стрелках. И звон услышишь. И будто это звезды - звон-то! Морозный, гулкий, -

прямо, серебро. Такого не услышишь, нет. В Кремле ударят, - древний звон,

степенный, с глухотцой. А то - тугое серебро, как бархат звонный. И все

запело, тысяча церквей играет. Такого не услышишь, нет. Не Пасха, перезвону

нет, а стелет звоном, кроет серебром, как пенье, без конца-начала... - гул и

гул.

Ко всенощной. Валенки наденешь, тулупчик из барана, шапку, башлычок, -

мороз и не щиплет. Выйдешь - певучий звон. И звезды. Калитку тронешь, - так

и осыплет треском. Мороз! Снег синий, крепкий, попискивает тонко-тонко. По

улице - сугробы, горы. В окошках розовые огоньки лампадок. А воздух... -

синий, серебрится пылью, дымный, звездный. Сады дымятся. Березы - белые

виденья. Спят в них галки. Огнистые дымы столбами, высоко, до звезд.

Звездный звон, певучий, - плывет, не молкнет; сонный, звон-чудо,

звон-виденье, славит Бога в вышних, - Рождество.

Идешь и думаешь: сейчас услышу ласковый напев-мо-литву, простой,

особенный какой-то, детский, теплый... - и почему-то видится кроватка,

звезды.



Рождество Твое, Христе Боже наш,

Возсия мирови Свет Разума...



И почему-то кажется, что давний-давний тот напев священный... был

всегда. И будет...." (Иван Шмелев ЛЕТО ГОСПОДНЕ)



С РОЖДЕСТВОМ, МОИ ДОРОГИЕ!

Что, истерика-сестра,

Нам увидеться пора?

Закатить тебя, и в ухо -

Вновь короткие гудки.

Вот такие, бляха-муха,

Развеселые деньки! )

Эта новая запись будет состоять из нескольких частей. Меня тут давно не нарисовывалось, а в голове накопилось...жуть сколько. Надо облегчиться )



Глава 1. "А нам всегда чего-то не хватает. Зимою - лета, осенью - весны..."

Есть один на свете мальчик. Хороший мальчик. И есть о-о-очень большая вероятность, что мальчик в меня влюблен. По-хорошему. Почти по-детски. И от этого еще хуже.

Я когда-то в разговоре вскользь упомянула, что собираю плюшевых медведей (весьма оригинальное хобби, согласитесь ))...этот Новый Год поселил в моей норке еще двух обитателей - Андрюшку и Аришку





Угадайте, откуда взялись мои новые друзья? Пра-а-авильно.

Когда темно, нам нужны маяки...у меня есть такой маяк. Однако, паразитизм не приветствуется...поэтому бремя "маячества" теперь испытываю на себе. Многое поняла.

И все равно...



Глава 2. Ночные Снайперы



Вчера (то есть сегодня ночью) была в Б2 на их концерте. Офигела... Просто супер.

Смешно, Арбенина - это кумир всех российских лесбиянок. Видимо, в моих глазах вчера читалось такое искреннее восхищение ею (ну, она и в самом деле молодец...и такой светлый человечек), что девочки (!!!) на танц-поле мне начали подмигивать. Меня еще никогда не клеили женщины. Прикольно! )))



Глава 3. Стихотворная.



ДИПРИССИВНАЕ ))) (ЫСПРАВЛЕННАЕ И ДАПОЛНЕННАЕ)



Ыллюзии проч! Море – проста вада,

И красен зокат аттаво,

Што пыль в атмасфере. Луна – глыба льда,

Матаеца в небе. Чиво



Васпивают «багиню начей»?

Паеты страчат тамА?

Ана жы биспомащние свичей –

Не светит ана сама!



А дощщь – проста сырасть.

Туман – толька дым.

Раса – это лишь "Аш2О на траве

И жызднь бьет ключём. Прычем, развадным.

Все большы, па галаве….

запись создана: 03.01.2006 в 16:43

АНГЕЛ



«Я – трудное Божье чадо.

Сама – и притон, и палач.

Мой Ангел, не плачь, не надо

Я справлюсь, ты только не плачь!



Да, мир этот гадок и низок

Сжимает на горле кольцо,

А ты…ты сидишь на карнизе,

Руками закрывши лицо.



Я долго ждала тебя. Очень.

Я знала, что так суждено.

Мне снилось сегодня ночью,

Как ты постучал в окно.



Я все расскажу тебе, милый,

Как глупо живу и люблю,

А ты, мой дружок светлокрылый,

Всю исповедь примешь мою.



Я делаю в жизни так мало,

Лишь только грешу…за троих…»

Заплаканный ангел усталый

Уснул на руках моих…



«Я сна твоего не нарушу,

И грез твоих не обману,

Ты только малютку-душу

Мою не оставь одну…



Проснешься – и в поднебесье,

А я по земле побреду.

Но мы же навеки вместе…

Я верю…надеюсь…и жду…»

Всем дорогим Пы Чам (и не очень Пы - тоже) мое наиглубочайшее почтение!

Предлагаю поиграть в итоги года. Идея сама по себе не нова, однако, и лампочку Ильича, между прочим изобрел не Ильич, а какой-то Эдиссон.



Итак, Вашему вниманию предлагается ряд вопросов, ответы на которые можно оставлять здесь в комментах. Мне будет приятнее (извините) иметь вас здесь, ближе к сердцу )



САМОЕ-САМОЕ:



1. Событие года

2. Человек года

3. Удача года

4. Неудача года

5. Самая большая глупость года (по желанию)

6. Самый лучший праздник года

7. Впечатление года

8. Самая памятная встреча года (не года, а в году ))

9. Самая лучшая покупка года

10.(держитесь!) Посвященный году стих (можно в прозе)



Очень всех жду!

С Наступающим! Будьте, пожалуйста, счастливы. Ну, пожааааалуйстаааа!